Два художника антагониста Гуркин и Чевалков вместе – редкий кадр12.01.2018 В канун 148-го дня рождения одного из первых просветителей алтайского народа Григория Ивановича Гуркина музейщики Республики Алтай опубликовали редкую фотографию, где вместе запечатлены противостоявшие друг к другу два художника – реалист Григорий Иванович Гуркин и футурист Николай Иванович Чевалков. Известно, что в XX веке реализм и авангардизм существовали в борьбе и взаимоотрицании. Это явление также наблюдалось и в Горном Алтае. Всего месяц назад эту фотографию передал в Национальный музей Республики Алтай правнук художника Морозова Николая Андриановича, который тоже изображен на снимке. Как считает кандидат искусствоведения Римма Михайловна Еркинова, фотография была сделана в Ойрот-Туре в 1934 году во время выставки. На заднем фоне видна известная картина Гуркина «Река Ул», которая имеет целую историю. Впервые данная картина выставлялась в 1907 году в Томске. После этого репродукция данной картины печаталась в журнале «Нива» в 1908 году. Художник написал несколько авторских вариантов «Реки Ул». Варианты 1909 года хранится в Томском и Новосибирском художественных музеях. Национальном музее им. А.В. Анохина хранится вариант 1936 года. Еще один вариант этой картины 1936 года сегодня выставлен на аукцион в Саратове. Долгое время эта картина хранилась в семье первого секретаря Ойротского обкома ВКП(б) – Хабарова Павла Семеновича. Чтобы пролить свет на действительность двух художников антагонистов представляем вниманию читателей эпизоды из его творческой жизни. Это воспоминания известного алтайского художника Петра Степановича Чевалкова (1913-2008), который жил какое-то время с Гуркиным на квартире у своего дяди – художника Николая Ивановича Чевалкова с 1931 по 1932 года. Свои воспоминания о Г.И. Чорос-Гуркине художник Петр Чевалков написал в 1994 году. «Хочу описать несколько эпизодов из творческой жизни художника Григория Ивановича Гуркина. Мне посчастливилось жить с ним под одной крышей на квартире у художника Николая Ивановича Чевалкова, родного брата моего отца Степана Ивановича Чевалкова, с июня 1931 по май 1932 года. Я не решался написать раньше, потому что как-то в беседе с искусствоведом Владимиром Ивановичем Эдоковым выяснилось - он верит только документам и всевозможным публикациям в прессе, а мои словесные воспоминания ничего не значат. Я знаю то, чего нет ни в одном документе, ни в одной газетной и другой публикации. В этом есть моя живая душа, как участника событий тех далеких лет, а без этого, на мой взгляд, мертва любая история. Живя вместе с ним, я много узнал из его уст как хорошего, так и плохого о его характере, творческой деятельности и политике. Он был приглашен в художественную школу преподавателем. В свободное от работы время занимался любимым делом − живописью. Я наблюдал за его работой, сидя рядом, и впитывал-, как губка, все то, что было для меня ново. (В первый год существования школы я не был его учеником). Григорий Иванович пригласил пойти с ним на этюды не в качестве художника, а как помощника. Дело было в декабре 1931 года. Стояли лютые морозы, а ему захотелось написать мельничную плотину на реке Майме, которая находилась выше военкомата. Попросил взять примус. Я так и сделал. Придя на место, он раскрыл этюдник, поставил холст на мольберт. Взял палитру, выдавил необходимые краски, быстро кистью одной краской сделал набросок будущей картины, а я тем временем разжег примус, поставил рядом с ним. Он время от времени грел руки и подогревал краски на палитре. В то время в Майме вода была чистая и прозрачная. Слив из плотины при сильном морозе выглядел сказочно красивым. Изумрудно-голубоватые глыбы льда нагромоздились причудливыми формами – вот таким предстал пейзаж перед взором художника. Очень сложная задача воплощения художественного образа стояла перед Григорием Ивановичем, но он, как всегда, справился отлично. Быстрыми движениями руки начал из мазков создавать картину, и через час на холсте получился пейзаж. К сожалению, этого этюда я в дальнейшем не увидел в фондах музея. А тогда был ошеломлен работой большого мастера кисти, и впечатление от увиденного сохранилось в моей памяти до сего дня. Когда сам стал художником-оформителем, приемы и методы его работы пригодились. После долгих лет моей творческой деятельности я сделал для себя вывод: Григорий Иванович Гуркин обладал совершенно исключительной внутренней динамической силой. Характерен его творческий метод. Он начинал работу, как бы зная наперед от первого мазка весь бег своей творческой мысли, создающей в красках на холсте художественный образ. Это был подлинный творческий порыв большого мастера, не знающий столкновений художественного замысла с трудностями художественного мастерства. Живя вместе, мы ежедневно по три раза в день встречались за столом. У Чевалковых был заведен порядок: опоздал на завтрак - жди обеда, опоздал на обед - жди ужина, опоздал на ужин – жди следующего дня, и этот распорядок никто не нарушал. Стол был большой, семейный. Каждый знал свое место. На левой стороне сидели Григорий Иванович, я и мой сродный брат Борис. На правой стороне – Николай Иванович, его жена Таня и Евдокия Ивановна, старшая сестра Николая Ивановича, хозяйка дома. Григорий Иванович одевался очень просто, по крестьянски. Рубашки, косоворотки темных расцветок. Подпоясывался поясом или ремнем. Костюм хлопчатобумажный. Сапоги-бродни кустарного производства. Если судить по учетной карточке, которую он заполнял, будучи делегатом II съезда Советов Сибири в начале 1917 г., Григорий Иванович Гуркин родился в Улале, возраст − 47 лет, образование − миссионерская школа, профессия − живопись. Такие сведения обнаружил краевед из Новосибирска Мурыгин в Томском архиве. Гуркин всегда и всем говорил: «Художник должен быть по образованию и моральным качествам выше всех на голову». И, зная его, я могу со всей ответственностью сказать: это был образованный, политически эрудированный человек. Он знал свое место в жизни. Имел право гордиться тем, что большой мастер кисти. Жили вместе два художника-алтайца, реалист и футурист, Григорий Иванович Гуркин и Николай Иванович Чевалков. На этой почве были дискуссии, доходившие до ссоры. Григорий Иванович говорил: «Формалистическое искусство отводит от реальной действительности, превращая объективный мир человека в мотив для фактурных и прочих живописных упражнений. Оно никому не нужно, разве только душевнобольным». Николай Иванович говорил: «Ты, как фото-граф, копируешь природу». Приходилось иногда вставать между ними. Мне было тогда 17 лет. Имел атлетическое телосложение и физическую силу. Они с этим считались и прекращали спор до следую-щей дискуссии. Совместных выставок своих произведений не делали, на этюды не ходили. Мастерскую Григория Ивановича Николай Иванович не посещал. Живя в Аносе, Г.И. Гуркин очень редко посещал Ойрот-Туру. Даже не приехал на похороны Николая Ивановича Чевалкова, который умер 20 марта 1937 года. В том же году был арестован Г.И. Гуркин и направлен в ново-сибирскую тюрьму. Там его жизненный путь закончился. Это одна из страниц биографии Г.И. Гуркина, Ее нельзя подделывать под время, постоянно переписывая. Нужно один раз написать только правду. Народ разберется что к чему, а слава Г.И. Гуркина никогда не померкнет. При любых обстоятельствах она на вес золота. К сему П. Чевалков 10 октября 1994 г. |