К 75-летию Дибаша Каинчина. Слово об отце

01.08.2013

«Жизнь в труде – это праздник»
Дибаш Каинчин

В этом году классику алтайской литературы Дибашу (Семену) Каинчину исполнилось бы 75 лет. Автор замечательной прозы, он стал одним из тех, кто поднял литературу маленького, но духовно сильного народа на высокий уровень. Духовно сильного… Не об этом ли он писал всю жизнь? Дибаш Борукович оказался достойным сыном своего народа и как писатель, и как человек. Каким же он был в жизни? Об этом нам рассказала его дочь Кемине Семеновна Каинчина.
- Кемине Семеновна, помните свое детство? Каким оно было?
- Я вспоминаю годы детства, как счастливую пору для всех членов нашей семьи. А семья была большая – папа, мама, пятеро детей да ещё бабушка и тётя. Мы жили в Яконуре Усть-Канского района, жили дружно и нескучно, наш дом всегда был полной чашей.
В большой деревенской семье ребенок рано привыкает нести ответственность за себя и других. Эта ответственность формировалась в ежедневном труде. Сельхозработа была для нас нормой жизни, мы ее не боялись.
Многое из нашего детства отражено в папином творчестве. Он писал о деревенской семье радостно и светло, о том, что в крепкой, дружной семье труд всегда приносит счастье, что эта жизнь, жизнь в труде, – праздник. Во многих произведениях отца красной нитью проходит тема любви к  детям, к родной земле, и это действительно было очень ценно для него.
Сейчас я думаю, тяжело воспитать и вырастить пятерых детей, но мы никогда не слышали, чтобы родители жаловались на судьбу. При нас, например, не говорили о том, что, мол, вот,  не хватает денег. Мы слышали только какие-то отголоски на эту тему. Например, папа собирается в командировку, вдвоем с мамой садятся и считают деньги. Они в  тот момент казались мне такими взрослыми, ответственными.
А еще детство ассоциируется  с необходимостью соблюдать тишину для отца, и, как сказал кто-то из психологов, меня воспитывала полоска света, пробивавшаяся сквозь дверную щель отцовского кабинета.
- Дибаш Борукович был строгим отцом?
- Он никогда не повышал на нас голоса, не ругался, не сердился. Нам, детям, иногда достаточно было лишь одного его взгляда, чтобы все понять. Помню, в детстве испортила его золотое перо, но папа ни слова упрека мне не сказал. Вообще у нас, алтайцев, наверное, так заведено, что  читается о многом не упоминается вслух.  Отец не говорил: делай то или то, но это подразумевалось. Мы понимали друг друга без лишних слов. Бывало, в каких-то моментах он на что-то указывал, но давления с его стороны мы не испытывали. Например, папа много читал, но не навязывал нам те или иные книги. Бывало, смотришь, он что-то читает, вслед за ним берешь ту же книгу.
Не помню, чтобы у нас в доме случались какие-то громкие скандалы, конфликты. Папа с мамой уважительно относились друг к другу, этому они учили и нас. Сейчас, когда папы не стало,  понимаю, что все-таки многое в семье решалось через него. Он умел сглаживать острые углы, а мы этого порой даже не  замечали.
Был ли отец строгим? Однажды у нас на даче по моей вине перемерзло отопление. Я бросила уголь в печь и ушла, а он не разгорелся. Мы пришли через какое-то время в дом, а там  жуткий холод. Папа говорит: ну ничего, пойдем топить. И,пока мы растапливали печь, он рассказывал про своего друга-поэта с Кавказа, который  приехал к нему погостить в Переделкино под Москвой, привез вино и целый чемодан яблок. Папа вспоминал, как этот человек вдохновленно описывал каждое яблочко, откуда оно, какого сорта, как хвалил кавказское вино. Отец же говорил, что он не понимает вкуса вина. Для алтайцев это  чужеродный напиток. Вспоминая ту историю, я думаю: может быть, в тот день в промерзшем доме другой на папином месте сказал бы: «Ах, какая ты недотепа, из-за тебя перемерзло отопление!» А он вместо этого рассказывал о своем кавказском друге, о поэзии и яблоках, налитых солнцем.
- Ваш отец, наверное, знал много интересных историй?
- Папа был человеком немногословным, но бывало, он вдруг начинал рассказывать о чем-то интересном, и настроение у всех сразу менялось к лучшему. Допустим, он расскажет какую-то веселую историю, и ты уже забываешь о том, что еще минуту назад сидел грустный и уставший. Или, например, тяпаем картошку, а он что-то вспомнит интересное, и работа уже идет веселее.  Отец часто рассказывал смешные байки из жизни писателей, он их много знал, многие были просто анекдотическими.
В детстве мы любили вместе с папой сочинять стихи и песни. Помню, отправляемся на покос, а в дороге что-нибудь сочиняем. Весело было.
- Какими были родители Дибаша Каинчина, ваши бабушка и дедушка?
- К сожалению, я не знала дедушку и не помню бабушку, ее не стало, когда я была совсем маленькой. Папа рано остался без отца - мой дедушка не вернулся с войны, -  но часто говорил о том, каким бы он был, если бы вернулся.
Папу вырастили его мама и бабушка. Они в нем души не чаяли, он вспоминал: «Я в войну не испытывал ни голода, ни холода, эти две женщины оберегали меня от всего».
Мне же дедушку и бабушку заменили мои дяди и тети.
- Что папа рассказывал вам о своей юности, быть может, о первых литературных опытах?
-  Признавался, что один из сложных периодов жизни был для него связан с учебой в педучилище. Когда он после седьмого класса приехал поступать, он недостаточно хорошо знал русский язык, существовала проблема языкового барьера. Но в училище отец все же поступил, денег на обратную дорогу у него не было,  он остался в городе, поселился у какой-то бабушки, работал у нее в огороде, а осенью пошел учиться.
Именно в годы учебы он начал писать свои первые рассказы. Ему было интересно попробовать. «Ведь другие пишут, вдруг и у меня тоже получится»,  - думал он тогда.
Как-то рассказывал, как однажды принес свои творения Суразакову. Сазон Саймович взял его рассказ, закурил папиросу, положил ее на стол и забыл о ней. А отцу было неудобно сказать, что, мол, у вас папироса сгорела!
Потом, была армия. Пока папа служил, умерла его бабушка, мать осталась одна, ему пришлось вернуться в деревню. Папа говорил,  он после армии поступил бы в институт, если бы его отец был жив. А так было не до того, мать же не оставишь одну.
- Быть женой писателя, наверное, особая миссия...
- Папа и мама прожили вместе более пятидесяти лет. Папа долго не женился, наверное, ждал свою единственную, а потом они с мамой лишь встретились взглядами, и этого было достаточно, чтобы полюбить навсегда.
Отец очень трепетно относился к маме, оберегал ее. Вспоминал, что накануне свадьбы сказал ей: «Мы будем жить на берегу реки, и я каждый день буду печь для тебя хлеб».
По жизни они шли вместе, во всем друг друга поддерживали. Отец смог доказать маме, что он тот человек, которому можно доверять. В их жизни не было места предательству, каким-то интригам, они были выше этого.
- Этот  год отмечен в республике 80-летием алтайского писателя Лазаря Кокышева. Ваш отец наверняка был с ним знаком…
- Да, они дружили. Лазарь Васильевич приезжал в Яконур и  подолгу гостил у нас. У них с отцом были совместные творческие идеи, планы, которым не суждено было осуществиться. Папа очень сожалел, что Кокышев так рано ушел. Он считал, что этот человек мог бы сделать для литературы очень много, но не успел, ему не хватило времени, опыта, возраста. Ведь Лазарь Васильевич ушел совсем молодым. 
- У Дибаша Боруковича были любимые писатели?
- Не припомню, чтобы он кого-то выделял. В последние годы папа много читал Виктора Астафьева, современную японскую прозу. Хотел одолеть и понять Владимира Набокова, говорил, что от алтайцев этот писатель слишком  далек. Помню, когда стал популярен Виктор Пелевин, я им зачитывалась, папа же его не понимал. Ему были ближе писатели-деревенщики, такие как Астафьев, Распутин, Белов.
В советское время папа выписывал много книг. Помню из детства, как мы ездили в Усть-Кан, где заказывали различную литературу. В памяти сохранился тот книжный  магазин на пригорке, я иду в красивых сандалиях, держась за руку отца…
Он покупал очень много национальной литературы, его интересовали авторы из других республик.  Подписывался на толстые литературные журналы «Юность», «Вопросы литературы», «Наш современник», «Дружба народов» и другие, радовался, когда на страницах этих изданий видел произведения своих друзей по писательскому ремеслу. В последние годы папа огорчался, что теряются связи, что в литературно-художественной периодике  редко публикуют авторов из нашей республики.
Денег на книги никогда не жалел, приобретал все, что нравится. Но, нельзя сказать, что у него была большая библиотека, книги всегда к кому-нибудь «уходили». Люди просили почитать, потом не всегда  возвращали. Папа не обижался, он считал: если книга не вернулась, значит, она нужнее кому-то другому.
Отец интересовался возможностями Интернета, хотел сделать свой сайт, чтобы его произведения были доступны для читателей всей России. Есть желание воплотить его замысел в жизнь, но пока моя главная задача –  опубликовать неизданное.
- Как он переживал сегодняшний кризис в литературе, как решал проблему  издания собственных книг?
- Он всегда держал небольшую заначку в типографии, если кто-то предлагал помощь в издании книги, то мог туда перечислить деньги. Сам отец никогда не просил.
Папа долгое время работал главным редактором в издательстве, он хорошо знал всю эту «кухню». Ему говорили: ты помогаешь издаваться другим, но пока есть возможность, издавай и себя. А он так не мог. Последние годы мы печатали его книги своими силами, конечно, небольшими тиражами, в скромной обложке, насколько тянули наши финансы.
- Как ваш отец относился к молодым дарованиям?
- Он общался с начинающими авторами. Ему приносили рассказы, просили написать рецензию, папа никому не отказывал.
- Расскажите, как он писал? Как проходила процесс работа над произведением?
- В нашей семье очень многое строилось на том, чтобы обеспечить папе возможность работать. Когда он садился за письменный стол, мы все затихали, старались не шуметь.
Я уже теперь понимаю технику его работы, сначала он свой замысел прорабатывал в уме и начинал писать текст, когда он уже был готов в голове.  Когда появились компьютеры, отец решил во что бы то ни стало освоить эту технику. Первое время он очень боялся, что пропадет текст. Сначала подстраховывался, писал на бумаге, после этого набирал на клавиатуре, но потом привык. Когда возникли проблемы со зрением, печатал укрупнял шрифт, но от компьютера не отказывался.
В последнее время он чувствовал нехватку времени, многое хотел успеть и, даже когда уже не мог вставать, все равно думал о своих произведениях. Меня поразило, что, будучи прикованным к постели, папа свои тексты помнил наизусть. Он, например, говорил: в таком-то тексте есть такой-то абзац, и воспроизводил его по памяти, там  такое-то предложение нужно заменить или поправить. Отец всегда верил, что все написанное им, все равно когда-нибудь дойдет до своего читателя. 
- А сюжеты своих произведений, персонажей Дибаш Борукович все брал из реальной жизни?
- Думаю, в его прозе присутствует и доля воображения, творческого преломления, как и бывает в литературе. А в жизни папа, конечно, ценил честность, этим качеством он и сам обладал. Отец никогда не рисовался, не возносился, был такой, какой есть.
- У Дибаша Боруковича осталось много неизданного?
- У каждого литератора есть то, что писалось «в стол». У папы осталось большое количество набросков, есть неопубликованная повесть, оконченная в 2008 году. Раньше она казалась слишком личной, теперь, думаю, она должна увидеть свет.
Сейчас, когда прошло какое-то время после утраты отца, я должна самоорганизоваться, собрать и издать его произведения.
- Кемине Семеновна, наверное, это лучшее, что вы можете сделать в память об отце. Удачи вам в этой работе и огромное спасибо за интересную беседу.
Светлана КОСТИНА