Алтайский самородок

22.09.2012

Амаду Мамадаков. Известный российский актер. Родился в Республике Алтай. В 1997 году окончил Щепкинское училище (курс В. Селезнёва). Один сезон проработал в Горно-Алтайском театре. Вернувшись в Москву, поступил на режиссёрский факультет ГИТИС (курс А. Гончарова). С 2002 года служит в театре «Etcetera». Режиссер спектаклей в Республике Алтай и Тыва.Преподавал в национальной Алтайской студии Щепкинского училища. Заслуженный артист Республик Алтай и Тыва, лауреат премии Г.И. Чорос-Гуркина. Снимался в телесериале «Солдаты», фильмах «9 рота», «72 метра», «Гоп-стоп», «Монгол» и других.

– Амаду, в каком селе Алтая ты родился?

– Родился я в селе Ело Онгудайского района Республики Алтай, окончил там 11 классов и сразу в Щепкинское училище поступил. Потом, как патриот, поехал на Алтай, отработал год в деревнях самых глухих, по клубам наездился, по всем предвыборным кампаниям, все прошел, всю кухню эту посмотрел. Ну, круто! Я до сих пор понимаю, что самый благодарный зритель – это люди в селах. Они приходят со стульчиками, на которых сидят, когда корову доят, приносят в банках молоко, денег же нет, еду какую-то суют тебе. Причем я помню, какой это искренний зритель, они воспринимают все происходящее на сцене как жизнь, то есть они могут из зала на тебя крикнуть во время выступления, от возмущения встать или уйти. Очень открытый зритель, и это конечно подкупает. Кстати то же самое я могу сказать и про тувинского зрителя. Когда я был в Туве с гастролями, то опасался, что зал на 700 мест будет не заполнен. Ничего подобного. Три дня был полный аншлаг, даже со стульями приходили зрители. Я вообще заметил, что именно азиатский зритель какой-то особенно театральный.

– Чем дорога для тебя твоя малая родина?

– Ело? Это мощнейший природный заряд, витамины, река Урсул – чистейшая вода, еда от земли. Во время учебы в Щепкинском училище я не раз слышал от мастеров, что с нами интересно работать, потому что мы открыты в отличие от городских студентов, которые покрыты нереально толстым налетом цинизма. Ведь как я понял уже позже, основа театральной школы Щепки состоит в том, чтобы разглядеть каждого человека, каждого студента, как под микроскопом, добраться до его сути, чтобы понять, на что он способен. В этом смысле работать с нами, деревенскими парнями, мастерам было только в удовольствие.

– Как ты попал в актерскую профессию?

– Во-первых, сразу можно выразить большую благодарность республиканскому Министерству культуры, которому пришла идея сотрудничества с Щепкинским училищем, для того чтобы обновить существующие театральные кадры, а также Светлане Ефимовне Полетаевой и Владимиру Егоровичу Кончеву. В то время, когда приехали мастера Щепкинского училища набирать группу, я поехал в город (Горно-Алтайск – прим. редакции) поступать на технаря. И конечно же я задавал себе вопрос: что если бы не было этой случайности в моей жизни, кем бы я был? Как мне говорили в деревне, ну будешь трактористом – и уже хорошо. Основное внимание в нашей семье уделялось двум старшим сестрам, их образованию.

– Как я понимаю, жалеть о выборе учебного заведения, как и профессии, в дальнейшем тебе не приходилось?

– Конечно нет! Когда мы пришли на первый курс, нас учили всему, даже каким-то бытовым навыкам, постираны ли у нас носки, опрятно ли мы одеты, вплоть до такого. И когда позже приходили первокурсники, мы уже сами смотрели, как они воспитаны, видели, кто в деревне был сам себе предоставлен, и воспитывали их тоже.

– Как сегодня складываются отношения с малой родиной?

– Стараюсь не терять связи, раз в год, как правило, приезжаю в Национальный драматический театр с постановками. Но сейчас я в большей степени пытаюсь изучить соседние республики – Хакасию, Туву. Я наблюдаю за тем, как по-разному идет развитие на сходных в географических и исторических смыслах территориях. Мы же раньше все были единым народом, а потом нас отделили границами по принципу «разделяй и властвуй». И главное, что меня поражает, это что мы друг о друге практически ничего не знаем. Например, когда я приехал в Туву, то понял, что кроме негативной информации об этом регионе у меня ничего и нет. И почему эти слухи культивируются? У наших народов много общего – национальные костюмы, обычаи и даже изиг-хан (кровяная колбаса – прим. редакции). Наши предки кочевали и угоняли друг у друга горячих коней. Укок и Аржаан появились в одну и ту же скифскую эпоху. Родство наших народов продолжается, хотя когда-то их разделили горы. При этом мне непонятно, почему так слабы эти связи, в Туву даже дороги нет из Республики Алтай. Иной житель больше знает про Москву, про Америку, нежели про своих близких соседей. И тувинцы про алтайцев ничего не знают, и хакасы – удивляются потом на каких-то общих банкетах: «А-а-а-а, это вы такие?...»

– Одной из самых ярких работ на сегодняшний день является твоя роль в киноленте Сергея Бодрова-старшего «Монгол», в которой ты был единственным российским актером и сыграл злейшего врага Чингисхана Таргутая. Где проходили съемки фильма с твоим участием?

– В нескольких местах Китая. На границе с Алтаем, там, где Урумчи, недалеко от Пекина и немного не доезжая города Алтай. Я потом уже анализировал исторические факты: оказывается, китайцы завоевали часть территории современного Алтая, поэтому город так и называется, к тому же там раньше жили алтайцы. Сейчас же как нация там алтайцы фактически исчезли. И вот что получается: 255 лет назад алтайский народ присоединился к России, выходит, чтобы исчезнуть нации, потребовалось всего 255 лет.

– И «забор»…

– Да, и нация исчезла.

– Что тебя удивило или особенно запомнилось в Китае?

– В Урумчи в радиусе 50 километров от озер нет ни одной постройки, это запрещено. Они понимают, что леса у них нет, воды нет, она вся в бетонных руслах, и поэтому на берегах озер можно ставить только юрты, а у нас бы уже поставили особняк и забор. Когда едешь через перевалы, вдоль которых лесопосадок много, через каждый километр на перевале стоит человек с красной повязкой. Когда я стал спрашивать, что это за люди, оказалось, они следят за тем, чтобы никто не выкинул окурок из окна машины. При этом перед каждым перевалом стоит юрта и шлагбаум. В этих юртах проводят инструктаж, что нельзя бросать мусор, окурки и так далее.

Ну и, конечно же, меня впечатлила работоспособность китайцев. Я думал, что американцы удивительно работоспособны, когда посмотрел, как снимает фильм американская группа, но когда я увидел, как это делают китайцы, понял, что американцы «ерунда» по сравнению с ними. К тому же у них к работоспособности еще и железная дисциплина.

– Сколько по времени продолжались съемки фильма «Монгол»?

– Два года. Каждое лето выезжали, по три месяца жили в высокогорье практически в полевых, походных условиях, в юртах, носили с собой рюкзаки с одеждой на все четыре сезона, потому что погода менялась от песчаной бури до холода при ясном солнце.

– Можешь припомнить какие-то интересные факты, происходящие во время съемок?

– Расскажу истории, неким образом связанные с мистикой.

Мы снимали на природном полигоне, со времен Чингисхана место, где проходили все войны. Представляет собой вытянутый лог, с обеих сторон которого горы. В свое время две враждебные армии выстраивались здесь спиной к горам и начинали рубиться. Дороги туда не было, и китайцы для съемок за две недели её построили. Привезли 250 лошадей на грузовиках, тысячи людей для массовки, поляна превратилась в городок. На четвертый день кто-то из группы меня спрашивает: «Ты видел воина железного II века до нашей эры?» Оказалось, что недалеко от места съемок в некой пещере лежит мумифицированное тело древнего воина. Мы с одной англичанкой пошли смотреть, нашли это ущелье, поднялись наверх и в расщелине где-то полутораметровой глубины действительно разглядели тело усопшего человека, абсолютно сохранившегося.

Когда мы пытались понять загадку этого феномена, то пришли к выводу, что постоянный ветер и солнце сделали тело мумией. Но судя по всему место, несмотря на отсутствие автомобильной дороги, является очень посещаемым, это было видно по мусору, который там оставлен, и ленточкам, которые привязывали его посетители. Как нам потом пояснили, этот воин был ранен на поле боя и дополз до этой расщелины, где и умер. Видимо, благодаря узости расщелины, тело до сих пор осталось нетронутым.

Так вот, до сих пор я не могу сбросить с накопителя фотографии мумии, которые я сделал. То техника начинает выходить из строя, либо показывает мне, что накопитель полон, а при попытке скопировать на компьютер говорит, что тот пуст.

И еще один мистический момент, также связанный со съемками «Монгола» в этом месте. Где-то на восьмой день пребывания съемочной группы на полигоне, мы приехали в 4 утра на съемки и увидели туман. Думали, утренний, но и к обеду он не разошелся, включили прожектора мощные и начали съемки. На второй день картина повторилась, туман и не думал уходить. Массовка начала отказываться сниматься, многие даже из деревень не выехали на съемки из-за суеверия. Как раз снимали сцену «моей» смерти, когда Чингисхан убивает Таргутая. К концу второго дня Бодров-старший разузнал у местных информацию и говорит, что в 40 километрах есть монгольский дацан, там есть монах, которого надо привезти сюда. Мы поехали за монахом, встретились с ним, он поразил нас своей внешностью, точнее тем, что на голове, как и на лице, у него нет никакой растительности. Мы озвучили ему свою проблему, он оказался в курсе и сказал, чтобы прислали завтра за ним машину.

– На каком языке ты с ним общался?

– На алтайском, он ведь монгол, а тюркские языки похожи. Приезжает монах на следующий день к вечеру, заставляет всю группу встать на колени, минут двадцать перебирает свои четки, читает молитву, потом достает мешок, полный конфет, и велит нам есть. Вся съемочная группа кинулась к этому мешку, там были обыкновенные леденцы. На следующий день утром туман поднялся на двести метров над землей и начал двигаться в сторону, как река, уходить с поляны. В фильме, кстати, есть этот момент, видно, что это не спецэффект, а туман над головами движется сам. И к обеду туман постепенно исчез. Вот такая история.

– Давай поговорим о дне сегодняшнем. Где снимаешься в настоящее время?

– Недавно я вернулся со съемок из Вьетнама, играю солдата в фильме про американо-вьетнамскую войну.
Играю в театрах Калягина, «Ленкоме», в молодом театре «Практика», стараюсь играть во всех театрах, в которые приглашают, в каждом театре свой подход, свое видение, это неоценимый опыт.

– Театр «Практика», расскажи подробнее о самом театре и своей работе там.

– Театр «Практика» был создан в 2005 году художественным руководителем Эдуардом Бояковым. Это современный, экспериментальный театр, который раскрывает злободневные темы новым театральным языком. Я играю в пьесе «Вентиль», премьера которой состоится в мае. Герой пьесы два года охраняет вентиль, спрятанный у него в шкафу. С помощью этого загадочного устройства одна группа людей в черных костюмах и галстуках манипулирует интересами другой. Собственно в некотором смысле это символичная пьеса о современной России, есть нефтяной вентиль, кто имеет к нему доступ, тот и в выигрыше. Для меня это работа в непривычном жанре и мне очень нравится пробовать себя в новом качестве.

– Побольше в таком случае тебе новых ролей и новых жанров. Спасибо за увлекательный разговор. Удачи и ждем тебя на Алтае.

– Постараюсь приехать уже в следующем году.

Журнал "Алтайские горы"
Бабайцева Ю.